Чунмен поднимается, изо всех сил стиснув зубы, чтоб не издать болезненный стон. Он задирает рубашку, чтобы полюбоваться на новые ссадины на бледной коже, красующиеся поверх еще не сошедших синяков, полученных в драке в начале прошлой недели. Сколько уже раз это было? Он сбился со счету.
- Твою мать, - шипит он, вытирая тыльной стороной ладони кровь с подбородка. За время его учебы в Догсули многое изменилось, только совсем не так, как он предполагал. Сухо продолжал лезть на рожон и ввязываться в проблемы всякий раз, когда видел, как принижают чью-то честь. На первый взгляд это был все тот же сынок богатых родителей в идеально выглаженной форме с всегда в лучшем виде выполненным домашним заданием, подчиняющийся всем общепринятым стандартам, за исключением самого главного в школе – не вступаться за тех, кого выбрали изгоем. Однако взгляд его стал более суровым, в речи после регулярного общения с парнями с совершенно разными привычками стала появляться брань, а темные от природы волосы теперь были выкрашены в светлый оттенок в знак протеста обществу, отказывающемуся принимать его.
Он не раз замечал за собой, что жизнь его совсем ничему не учит. Сухо напоминает марафонского бегуна, на пути которого недруги разбросали грабли, и он снова и снова наступает на них, бесконечно пробегая одну и ту же дистанцию. Это больно. Не только потому, что шишка на лбу с каждым разом становится все больше, но и потому, что вместе с этим он теряет веру в себя. Он боится, что, когда, наконец, доберется до финиша, то полностью потеряет себя и вместо пылающего жизнью юноши увидит в зеркале измученного старика со стеклянными глазами, смотрящего на мир с абсолютным безразличием.
Чунмену уже знаком этот взгляд. У него чувство, что он знает его всю жизнь. Всякий раз, когда Сухо встречается с ним, его охватывает странное ощущение, будто его владелец специально ищет его, чтобы своим холодным бездействием заставить первоклассника отказаться от себя и своих принципов. Он будто смеется над ним, пытаясь убедить Чунмена в том, какой он на самом деле круглый дурак. Сухо горько усмехается. Как будто бы он сам не знает этого. Он прекрасно понимает, что никто, совершенно никто не нуждается в его заботе или опеке, а те, кто делает вид, что доволен ими, лишь уцепляются за его толстый кошелек. Иногда он ненавидит себя за то, что сам дошел до осознания этого. Все было бы куда проще, если бы действительно считал каждого второго своим другом. А еще лучше было бы, если бы Чунмен стал типичным представителем золотой молодежи, легкомысленно спускающим родительские деньги в никуда.
Но он не такой, и отчасти он гордится этим. Он готов постоянно подставлять себя под удар, свято веря в то, что люди, наконец, одумаются и исправятся, как бы наивно и наигранно это ни звучало. Никто никогда и пальцем не хотел трогать Сухо. Просто он всегда лез не в свое дело.
Даже теперь, встретившись всего однажды с потухшим и пустым взглядом таинственного хена, Ким загорелся идеей исправить и его. Но для начала ему предстояло узнать его лучше, понять причины исходящей от него почти осязаемой морозной ауры. Он не раз видел его в толпе, замечал, как отстраненно и флегматично он выглядит, без энтузиазма пробираясь сквозь нее. Потом, чувствуя себя каким-то одержимым сталкером, он выяснил его имя. Ким Минсок, так его звали. Единственный в своем роде гений информатики, который ясно видел, как Чунмен задыхается от ударов и едва стоит на ногах, но ровным счетом ничего не сделал. Он просто смотрел, не мигая, а затем исчез, не обратив внимания на мольбу о помощи в глазах первоклассника. Это возмутило Сухо, ведь больше всего на свете он ненавидел людей, которые предпочитали двигаться по течению и отказывались брать на себя ответственность за что-либо. Им было все равно, куда жизнь их занесет, они были готовы принять ее любой сюрприз. Больше таких людей Ким Чунмен терпеть не мог разве что трусов, которые оставляли его валяться посреди лужайки после очередной драки.
Сухо не видел иного способа вновь поймать взгляд Минсока, кроме как появиться перед ним при схожих обстоятельствах. Он не делал это специально, но почему-то всегда выходило, что свидетелем геройств Чунмена становился именно Минсок, и Сухо нагло пользовался этим, ожидая его реакции. Весь вид Сухо кричал «посмотри на меня», и старший, кажется, поддавался. Своим примером Чунмен пытался доказать то, как не прав этот парень, полагаясь на волю судьбы и упиваясь собственным равнодушием. Сухо был уверен, что Минсок не был из тех людей, которым попросту страшно, нет. Он действительно не хотел становиться частью всего этого, и это не укладывалось в голове Чунмена. Ким не раз сталкивался с подобной безучастностью прежде, но те люди хотя бы делали вид, что им не все равно. Тут же было что-то совсем иное. Минсок будто сам оградил себя от внешнего мира, не желая иметь с ним ни малейшего контакта.
Чунмен задумчиво потирает все еще заметный, но уже практически заживший след от произошедшего пару дней назад столкновения со старшекурсниками, и следит за неспешным вальсом падающих листьев в окне. В тот раз неугомонные нарушители порядка решили поиздеваться над гиковатого вида первоклашкой из параллельного класса, на чью защиту, разумеется, встал Чунмен. Парень позже отблагодарил его, на что Сухо ответил бескорыстной улыбкой, скрывающей ноющую боль в боках. Звенит звонок, Ким встает с места далеко не один из первых, нехотя складывает учебники в сумку. Он никуда не торопится, напротив, ему нужно проконсультироваться с учителем относительно проекта, который необходимо сдать в конце недели. После того, как все покидают аудиторию, Сухо задает интересующие его вопросы преподавателю, старательно пряча ссадину на острой скуле, чтобы тот ничего не заметил и не начал выяснять обстоятельства, при которых он ее получил. У Чунмена хорошо получается скрывать следы насилия на теле, наверное, это один из его талантов.
По дороге из класса к выходу он зачитывается чатом театрального кружка, в который он входит, поэтому даже не замечает, как из-за угла появляется тот самый Ким Минсок. В следующее мгновение их лбы сталкиваются так сильно, что Чунмену кажется, будто его голова звенит. Телефон выскальзывает из его рук вместе с сумкой, из которой тотчас выпадает все содержимое. Сухо замечает в лихорадочном сборе вещей третьеклассника желание поскорее скрыться с места их случайной и неловкой встречи, поэтому сам не торопится запихивать содержимое сумки обратно. Он опускается на колени напротив Минсока, сначала берет в руки телефон, затем подбирает собственные тетради. Когда на полу уже не остается ничего, Чунмен решает помочь молчаливому парню и тянет руку к его книге, но вместо твердой обложки учебника его пальцы касаются на удивление мягкой, но холодной кожи старшеклассника. Сухо готов поклясться, что смог разглядеть панику в глазах Минсока. Он берет чужую книгу в руки и поднимается с колен. Его вмиг охватывает странное волнение. Они еще никогда не встречались так, лицом к лицу, без размахивающих кулаками парней, более того, они с ним ни разу не разговаривали. Но у обоих было чувство, будто они уже знают друг друга очень давно. Отличие было лишь в том, что Минсок стремился стушеваться, а Чунмен горел желанием его остановить, потому что это мог быть его единственный шанс спросить у него все то, что так давно его мучило.
- Извини, - Сухо не понимает, почему его голос так дрожит, и пытается унять непонятно откуда взявшуюся лихорадку, - Это я виноват, не заметил тебя. Вот, возьми свой учебник, - Чунмен подает достаточно увесистую книгу озадаченному собеседнику, который, кажется, будто раздумывает, принимать ее от него или нет, - Ты не сильно ушибся? Если у тебя кружится голова, тебе следует сходить в медпункт.
Сухо выглядит не менее растерянно, чем Минсок. Он столько всего хочет сказать этому человеку, но словно забыл все слова. Он боится, что оттолкнет его какой-нибудь неосмотрительно сказанной нелепицей, поэтому молчит. Но больше он боится того, что Минсок откажется и просто уйдет, а он так и не успеет задать ему самый странный вопрос, который только можно придумать.
«Ким Минсок, почему ты такой?»